Спринт к депутатским креслам в полном разгаре. Однако говорить о накале страстей не приходится. Если парламентские выборы в Европе сопровождаются интригой, межпартийными дебатами и борьбой за каждый голос избирателя, то выборы в России характеризуются отсутствием вышеперечисленного.
Недавно мне довелось наблюдать ход таких гонок в Финляндии и Латвии. Две страны — две реальности. В Финляндии на апрельских выборах евроскептики вкупе с противниками миграции мерились силами с традиционными для этой страны социально-демократическими кругами. Дебаты, ристалища на ТВ, встречи с избирателями не только в залах, но и на улицах и площадях скучать не давали. В Латвии выборы в Сейм страны в октябре этого года были внеочередными. Президент распустил прежний состав, помешавший провести обыск в доме одного из депутатов — местного олигарха. Кампания была абсолютно непредсказуема. В результате на выборах сокрушительную победу одержал блок "Центр согласия", который, тем не менее, в правительство не вошел. До сих пор тема не сходит со страниц латвийских газет.
И вот россияне в ближайшем будущем столкнутся с выборами в Государственную думу. Интрига? Да что вы! Можно ли ее ждать в стране, в которой президент и премьер-министр делают пасы только в те ворота, в которые они сами и встали? В стране, где допрашивают шестилетних детей? В стране, где с одной стороны, прикормленная верхушка некоторых регионов Северного Кавказа под предводительством Рамзана Кадырова одних своих соотечественников пытает и обирает, а других развращает деньгами, которые им дает некий "аллах" из Белого дома, имеющий виды на переезд в Кремль? А с другой — националисты притворяются мощной силой на своих "русских" маршах, разрешенных и срежиссированных великими сценаристами? Видимо, неслучайно в России Кадыров с Демушкиным и Беловым так легко находят общий язык…
Единственная интрига разворачивается вокруг вопроса о том, насколько увеличится количество политзаключенных за дни, оставшиеся до выборов.
И в этой связи на повестку дня выходят такие вопросы, как солидарность, координация действий людей в разных регионах, а подчас и странах, организация кампаний по защите преследуемых активистов правозащитных, социальных, экологических и политических движений.
Механизмы организаций таких кампаний наработаны еще в советское время. А современные технологии — интернетизация и развитие социальных сетей — только способствуют этой борьбе за права, свободу и жизнь людей. Однако помимо техники здесь важен и такой простой фактор, как доверие к человеку, который позиционирует себя как правозащитник.
По моему опыту, нет такой профессии — защищать права человека. Журналист, юрист, адвокат, писатель, политик, дипломат, учитель — любой из них действует как правозащитник, если пытается помочь другому человеку, права которого нарушены государством или в ситуации, когда государство и его органы игнорируют свою роль в решении проблемы.
Оказалось, не я одна так думаю.
Нави Пиллэй, верховный комиссар Организации объединенных наций по правам человека, как-то сказала: "Правозащитник — это звание, которое может завоевать каждый из нас. Эта роль не требует специальной профессиональной подготовки. Вместо этого она требует уважения к своим собратьям, понимания того, что все мы должны иметь возможность пользоваться полным спектром полагающихся нам прав человека, и готовности работать над претворением мечты в реальность".
На днях стало известно о создании еще одной специальной общественной структуры в поддержку правозащитников.
Инициаторами выступили Московская хельсинкская группа и Международное молодежное правозащитное движение. Теперь если кому-нибудь потребуется помощь в конкретной ситуации, могут позвонить, написать или приехать. Получается, коллеги из МХГ и МПД думали аж с 2009 года, как им реагировать на смерть Натальи Эстемировой, судя по анонсу запуска очень новой инициативы. Но лучше поздно, чем никогда… Сайт МХГ сообщает, что в рамках основанного ими центра работает горячая линия для правозащитников, подвергающихся угрозам и преследованию, куда можно обратиться за поддержкой. Правда, не уточняется, какого рода помощь может быть оказана: юридическая, психологическая или финансовая.
Не нашла ответ еще на один весьма концептуальный вопрос: кого коллеги из МХГ будут относить к правозащитникам?
Например, Максим Громов, один из создателей незарегистрированной правозащитной организации "Союз политзаключенных" и инициатор кампании "Дети политзеков", может рассчитывать на поддержку коллег из МХГ? Или Евгения Чирикова — она правозащитник или политический активист? А Евгений Легедин, ожидающий решения о предоставлении ему политического убежища в Великобритании, пострадал за какой вид активизма — социальный, правозащитный или политический?
Еще один пример. В Екатеринбурге вечером 2 ноября произошло нападение на председателя движения "Дольщики Свердловской области" Сергея Криндача и его жену Анну, согласно сообщению сайта "Хроники преследований". Мне почему-то представляется, что эти люди пострадали за свою правозащитную деятельность. Таких примеров в наше время можно привести много. Именно это обстоятельство подтверждает, что проектный подход к такой щепетильной теме, как защита прав людей, не может быть приемлем.
31 октября в Стокгольме шведская секция Amnesty International и правозащитная организация "Шведская инициатива за демократию и права человека" устроили целую серию мероприятий с целью выражения солидарности с российской кампанией "Стратегия-31". В Amnesty был проведен семинар, на ТВ вышли тематические программы, прошла акция у российского посольства. Одним из ее участников была Кэролин Шибер — депутат шведского парламента от Христианско-демократической партии. Я задала Кэролин очень простой вопрос: "Почему вы здесь? Почему вы пришли?" Неожиданно я получила откровенный ответ. Без ссылок на декларацию Организации объединенных наций о правозащитниках. Кэролин мне сказала: "Понимаете, когда я стала заниматься политикой, я была сосредоточена только на проблемах Швеции. Потом шаг за шагом мое отношение менялось. Я увидела, что происходит в Узбекистане и Туркменистане. Потом я оказалась наблюдателем на выборах в Беларуси. Я своими глазами видела, как ОМОН избивал людей. И сейчас я не могу абстрагироваться от того, что происходит в России. Знаете, я вдруг призналась себе, что я, дочь польских политэмигрантов, не могу делать вид, что меня касаются дела только моей Швеции".
Я верю таким политикам, когда они говорят о том, что на них можно положиться в деле защиты прав человека.
Они мотивированы главным — искренним переживанием за тех, кого бьют.
В Хельсинки в начале октября прошли дни памяти Анны Политковской. Они были организованы сразу тремя организациями: финской секцией Amnesty International, ПЕН-центром и Финско-российским гражданским форумом. Для участия в этом мероприятии пригласили трех людей, которые имели право говорить о наследии Анны Политковской. Муса Л. — один из героев ее статьи "Ваххабиты, притянутые за бороду", благодаря которой он был спасен. Антон Рыжов — сотрудник нижегородского Комитета против пыток и один из постоянных участников сводных мобильных групп, которые продолжают дело Натальи Эстемировой в Чечне. И Максим Громов, выступивший от имени российских политзаключенных.
Финская аудитория очень эмоционально отреагировала на выступления каждого из этих правозащитников. Когда Муса рассказывал о том, как он узнал об Анне Политковской из статей "Новой газеты", обрывки которой порой попадали в их камеру в СИЗО, и когда он говорил, о том, как он, пытанный парень, сумел пережить в себе ненависть благодаря работе правозащитников, люди молчали. Люди молчали, когда Антон объяснял, что такое работа в Чечне для тех, кто борется с пытками, и что такое борьба за свои права для тех, кто оказался в узилищах кадыровской "успокоенной" Чечни. Люди молчали, слушая Максима, говорившего о том, как Политковская спасала его и его товарищей, как она сумела повернуть общественное мнение в пользу тех, кто первым осмелился на мирные акции протеста. Но финны молчали не напрасно. Они просто очень внимательно слушали. А потом начали действовать. Не мешкая.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
