Есть такой принцип. В теории литературы он означает, что мы не можем оценивать поэзию, скажем, Алкея или Давида, ставшего царем Израиля, с точки зрения эстетики, предположим, модернизма, считая их авторами эпохи модерна.
Понятно, да?
Точно так же оценивать социальное поведение американского плантатора юга США XIX века с точки зрения социальной этики США XXI века суть полнейшее невежество ума.
То же касательно памятников.
Памятники Ленину, Гитлеру, Сталину и прочим инициаторам массовых убийств в XX веке надо сносить именно потому, что с точки зрения этики XX века, с точки зрения десятков миллионов своих современников Ленин, Гитлер и Сталин были массовыми убийцами.
Чтобы судить Христофора Колумба, или Аристотеля, или царя Соломона по критериям XXI века, надо либо чего-то не понимать, либо сознательно лицемерить.
Колумб, господа вандалы, оскверняющие его память из идейных соображений, — это великий мореплаватель для людей цивилизованных, точно так, как Аристотель — великий философ, а Соломон — мудрец и гениальный поэт.
А тем, кто сознательно предает цивилизацию, хочу напомнить об образе Алексея Швабрина из "Капитанской дочки" известного крепостника Александра Сергеевича Пушкина.
Швабрин, правда, руку, а не туфлю у знаменитого вождя протеста Емельяна Пугачева целовал, раз был принят к нему на службу, быстро став окончательно своим в новой для себя среде обитания: стричься на манер казака и вести себя так, что прежнего аристократа в нем не узнать.
Разве Пушкин не провидец?
Все это так, только вот какое дело: принцип историзма — это законное дитя строгого научного разума. А разум человеческий не всегда склонен к безупречной рациональности.
Вот, например, какие стихи сложились у меня пару лет тому назад, помнится, посреди ночи.
А в каком состоянии разум ближе к истине, догадки у меня, конечно, есть.
Но делиться ими не буду:
***
Что тут поделаешь: памятник — идол,
разве я тайну какую-то выдал,
хоть пощади, хоть веди на убой,
спросишь — любой? Я отвечу — любой,
даже который без тени подлога
от непосредственно Господа Бога,
даже который любим лично мной
в прошлой и в нынешней жизни земной;
как ни царапает сердце обида,
скинут его, а на кой ещё идол.