Посмотрел более чем двухчасовое интервью Дмитрия Гордона с Валерием Соловьем.
Анализы Валерия Соловья всегда интересны, а информация, которой он делится — вне всякой связи с тем, насколько ты ей доверяешь, — дает пищу для размышлений.
Да и чего там, Валерий Соловей — самая настоящая звезда российской политики, какими бы словами ни определялась его роль в ней: лидер мнений, оппозиционер, тайный агент власти, серый кардинал...
Однако я не о политике и не о репутации Валерия Соловья в различных слоях спектра современной российской политики, а о поэзии. И о том, что Валерий Соловей представляет образованный слой российского общества, не так ли?
И вот в одном из фрагментов данного интервью упомянутый заметный и яркий представитель образованного сословия РФ Валерий Соловей рассказывает о том, что министр Улюкаев был дружен с Путиным и при этом походя замечает, что так был дружен, что даже читал Путину свои графоманские стишки.
Вот тут извините: а с чего это Соловей решил, что имеет право объявлять стихи Улюкаева графоманскими? Он такой глубокий знаток поэзии? Он всерьез изучал поэтическое творчество Улюкаева? Он попытался определить, к какому направлению современной поэзии относятся стихи Улюкаева? У Соловья вообще есть более или менее определенные представления об актуальной поэзии? Он интересуется этой тематикой?
Если да, то будьте добры представить аргументы, обосновывающие ваше мнение, если уж вы публично называете стихи автора графоманскими.
Но доктору исторических наук, профессору Валерию Соловью и в голову не приходит хоть как-то обосновывать свое мнение о стихах Улюкаева, а Дмитрию Гордону не приходит в голову спросить, а почему интервьюируемый считает стихи Улюкаева графоманскими.
И дело не только в отношении конкретного ученого мужа к стихам конкретного автора.
Таково отношение к поэзии правящего класса России.
Я помню, как в давние времена, когда позднее советское ТВ вкусило дух свободы, молодая корреспондентка "Первого канала" бесшабашно задала министру обороны правительства президента Горбачева вопрос:
— А кто ваши любимые поэты?
— Пушкин, Лермонтов, — последовал по-военному четкий ответ.
"Высоцкий-Бродский" мог бы отчеканить современный высокопоставленный чиновник, если бы его спросили, что он любит из современной поэзии, потому что знает, что нужно любить, чтобы не ошибиться.
Все же существует культурный код на лояльность.
Но в самом деле, что могут думать власть имущие о назначении поэзии? Наверняка держат её за некое явление, которое серьезным не назовешь.
Ну, если и есть какая польза для души, так это чтоб под гитару, слегка или более того поддав, вполне доходчивые тексты пропеть без всяких там темных мест.
Вообще-то, в этом плане не слишком далеко они от Шарикова ушли, в жизни которого поэзия в виде куплетов под балалайку занимала примерно такое же место.
А вот Путин, глядишь ты, стихи Улюкаева в авторском исполнении слушал.
И Сталин у Пастернака интересовался, каков, по его мнению, уровень поэзии Мандельштама.
Казалось бы, ну какая ему разница?
Может быть, некие представления о назначении поэзии и впрямь реально возвышают носителя этого знания над шариковыми, даже не подозревающими, в отличие от известного персонажа классической русской прозы, что они шариковы?