Программное выступление Михаила Ходорковского, уже вызвавшее отклики в стиле "речь будущего президента" оставило у меня тягостное впечатление. Ни самим содержанием, но нагляднейшим показом того, насколько стало примитивным наше общество за последние четверть века. Ходорковский, как и положено опальному и эмигрировавшему (чуть не написал беглому, но, он все-таки – изгнанник, как и обмененный Владимир Буковский) потенциальному лидеру, изложил свои ультимативные условия к нынешним правителям России и элитам.
Все достаточно стандартно: чтобы не было кровопролития – уйдите с миром и вам даже выстроят золотой мост для отступления; напротив, воспротивившиеся и самые одиозные столпы режима ответят по всей строгости, а их нечестивые и нечестные богатства будут возвращены народу; за поддержку путинизма (и дабы выполнить социальные обязательства перед народом, который меня любит) истеблишменту придется раскошелиться по пропорциональной фискальной шкале; но зато я верну вас в лоно элит цивилизованных стран и разумеется, дам шанс вернуться – под своим бдительным надзором – олигархам в политику (лучший путь к этому – скорейшее введение парламентской демократии) сохраню; чтобы было не скучно, бодрило и как-то консолидировало, Главвраг будет сохранен, только вектор будет развернут в противоположном направлении…
Поскольку сейчас я читаю очередную художественную реконструкцию истории про Лжедмитрия (Эдуарда Успенского), которая как раз хорошо легла на пересмотренный неделю назад великолепный "Борис Годунов" Владимира Мирзоева, то я попробовал именно под этим ракурсом обдумать программную речь МБХ.
И очевидно, что Ходорковский – глубоко русский политик, очень тонко чувствующий социум. Просто начало русского XVII века, никакого модернизма и до закладка града Петра еще целый век.
Сравним речь возвращающегося в большую политику Ходорковского с программой, изложенной Григорием Отрепьевым на его смотринах, устроенных ему князем Вишневецким на приеме у королевского каштеляна могущественнейшего сенатора Речи Посполитой Юрием Мнишеком. Вот вся стратегия: Годунову дадим унести ноги, со всем что сможет увести... Тем боярам и думским дьякам, что признают нашу царскую волю – милость и прощение, пусть только вернут в казну то, что нахапали по беспределу. Тем же, кто упрется – опала, все взыскать, и как народа губителям, объявить ворам, ноздри рвать и в Сибирь... С братской Литвой мы свары прекращаем, заключаем вечный мир, ибо главная угроза земле русской – от Турции. Все русские люди должны будут сплотиться…
Как писал другой писатель Успенский, Михаил, в цикле про Жихаря: змей Уроборос (древнеегипетский символ циклического времени) укусил себя за репицу хвоста.
Впрочем, ничего особо специфически русского в этом алгоритме нет. Вот уже лет 90 назад любой латиноамериканский меритократ, вышедший из романтических лейтенантов, народолюбивых капитанов или даже вдохновленных идеей верховенства прав человека старших сержантов (это я про Фульхенсио Батисту) умел чеканно формулировать: друзьям – серебро (амигос – платос), равнодушным – палки в обоих смыслах (индеферентос – палос), ну, а врагам, ясно дело – плюмбум.
"Ультиматум Ходорковского" был, в более лаконичном виде, изложен еще четыре года назад золотым пером радикально-либеральной оппозиции политологом Андреем Пионтковским в его знаменитом "Воровском пароходе" и последующих публикациях.
Давайте сравним "ультиматум" Ходорковского и опубликованный 24 года назад тогдашним эквивалентом радиостанции "Эхо Москвы" журналом "Огонек" программный текст тогдашнего бесспорного кумира российских либералов Гавриила Попова – одного из сопредседателей Движения "Демократическая Россия", недавно (тогда) избранного председателем Моссовета. Этот текст также был откровенным призывом к советской партийно-хозяйственной номенклатуре сдаться демократам. Им обещались очень важные вещи: возможность легально стать частными собственниками того, "условными держателями" чего они являлись при коммунистах; обретение респектабельности в качестве членов демократического истеблишмента новой свободной России; возможность участия в политике с перспективной вновь стать правящей партией; возможность стать частью нового профессионального госаппарата при сохранении права оставаться, по желанию, разумеется, консервативной частью истеблишмента, критикующей реформы…
Как выяснилось менее чем через год, условия были изучены и приняты, и ГКЧП, опирающееся на армию, КГБ и ЦК КПСС, с удивлением обнаружила, что менее чем за двое суток госаппарат, включая часть генералитета, либо притворился "нейтральным", либо вполне откровенно буквально "перетек" на сторону демократов.
Впоследствии "условия" Попова, как и все неписанные договоренности, был скрупулезно выполнен обеими сторонами. Текст Попова не был ультиматумом, хотя угроза в случае отказа принятие условий все время ненавязчиво маячила: в виде люстраций, начатых победившими восточноевропейскими антикоммунистическими революциями. Пример победоносной Бухарестской революции в декабре 1989 года и раздавленной танками Бакинской революции в январе 1990 года, с одной стороны; и вполне комфортного существования номенклатуры, догадавшейся перейти в "Народные фронты" в Молдове, Литве, Латвии и Эстонии, а также сплотившейся вокруг Лужкова в столице.
Сравнение этих двух текстов показывает их принципиальную разницу.
Попов обратился ко всему классу-сословию советской номенклатуры. Он отлично знал о ее расслоении, но внешне обращался ко всем. Это позиция европейской буржуазии XVIII-XIX веков к аристократии – дайте нам гражданское и политическое равноправие (конституцию) и сами входите в рынок, занимайте, если сможете, лидирующие позиции в бизнес-элите.
Ходорковский обратился к отдельным феодальным по своей сути кланам. Отечественные политологи уважительно называют это "расколом элит", на самом деле, это откровенный призыв к нарушению вассальной присяге и переходу на сторону претендента на престол. В европейском XVIII веке, с устоявшимися представлениями о легитимности власти, такое обращение невозможно. Это игры предшествующих веков, когда соорганизовавшиеся бароны, графы и герцоги выбирали, какую династию они хотели бы видеть на троне. В императорской России этот этап завершился с воцарением Александра I.
В отечественной политической науке есть введенное академиком Юрием Пивоваровым (директор ИНИОН, автор теории "Русская систем") понятие "конституционная константа Сперанского". Ее суть – любая конституция в России будет иметь главу государства, по свои полномочиям находящегося вне и над остальными ветвями власти. Началось с составленного Сперанским в 1807 году проекта гипотетической конституции. Потом ее положения повторились в Основных законах 1906 года и в ельцинской конституции 1993 года. Перерыв на советский период был вызван тем, что роль главы государства была в коммунистических конституциях отведена компартиям.
Поэтому я предлагаю ввести понятие "константа Отрепьева" – в качестве определения методологии захвата власти опальным деятелем, делающим ставку на измену среди придворных и переманивание вассалов.
Советскую власть можно было свалить, только переманив или свергнув правящий класс, но главное – делегитимизировав его, развенчав коммунизм.
Опора путинизма – только лишь слой бюрократии, включая силовую, и принесшие Кремлю вассальную клятву торгово-финансовые магнаты. И иной легитимности, кроме харизматической, у режима нет. Как ее не было у Бориса Годунова или российских монархов в столетие между смертью Петра I и вплоть до воцарения Николая I. Поэтому те, кто делает ставку на неверность "феодалов" и раскол правящих группировок, стратегически совершенно прав. Однако русская революция 1989-93 года (в моих терминах – Четвертая), по своей сути, была буржуазной, антифеодальной, хотя ее основной силой и была интеллигенция (мелкобуржуазный по природе и стремлению слой). Но программа Пятой русской революции должна быть не антитоталитарной (антисредневековой), а антикоррупционной (ее уже назвали, немного забежав вперед, Антикриминальной), а значит – "мелкобуржуазной" (мечта о честном и "дешевом" правительстве, о царстве демократического местного самоуправления).
Поэтому странно предполагать, что бремя совершения гипотетической "Антикриминальной революции" возьмет на себя крупная буржуазия и высокопоставленная бюрократия, т.е. как раз те социальные группы, которые больше всего от торжества мелкобуржуазной демократии и проигрывают, что очень правильно отметил сам Ходорковский в своей статье 9-летней давности "Левый поворот".
